О пользе "Вредного элемента"

Впечатления после премьеры в Свердловском театре драмы.

"А ведь это клопы", – произносит отставной артист Щукин, глядя на стену. И почти сразу становится ясно, что в большей степени это не о насекомых. Так начинается пьеса Василия Шкваркина "Вредный элемент" (тексту почти 100 лет), спектакль по ней на сцене Свердловского театра драмы поставил режиссер и руководитель сахалинского Чехов-центра Александр Агеев.

В постановке явно просматриваются несколько планов. В первую очередь, это легкая необременительная комедия. Зритель, пришедший за разрядкой и положительными эмоциями, обязательно получит свою порцию терапии смехом. И мало того, что текст Шкваркина – остроумен, а местами прямо-таки гусарски лих (возникает вопрос: почему его так мало ставили на сцене?). Постановочная команда и артисты докручивают и усиливают комический эффект, щедро фаршируя действие новыми гэгами. Чего стоит портрет директора Свердловского театра драмы Алексея Бадаева в комнате главного героя – артиста Щукина (Андрей Кылосов). Перед этим портретом Щукин с товарищем, таким же актером-неудачником Надрывом-Вечерним (Илья Андрюков), благоговея опускаются на колени. Нельзя без наслаждения смотреть за работой этого актерского дуэта.

Портрет Алексея Бадаева на фоне витражного окна в типичной коммунальной квартире. На переднем плане – Щукин (Андрей Кылосов) и Надрыв-Вечерний (Илья Андрюков)

Для тех, кто не читал пьесу (а найти текст, надо сказать, непросто): одна из сюжетных линий – это личная драма никому не нужного актера Щукина, который остро переживает разлуку с театром и свое отчуждение в целом. "Я отомщу людям за равнодушие!" – однажды восклицает он, решив напомнить о себе не самым очевидным способом. Щукин дает объявление о сдаче в аренду своей маленькой комнаты в коммунальной квартире (30-е годы, уплотнение, НЭП, жилье пользуется огромным спросом). В последовавшей за этим череде событий, показанных с разной долей юмора и абсурда, Щукин успевает побывать в камере Бутырской тюрьмы и сыграть, быть может, свою лучшую роль, перевоплотившись в коммерсанта Наважина.

Помимо комедийного плана, "Вредный элемент" в новом прочтении становится еще и поводом для разговора о театре. И это уже второй подряд спектакль в Свердловской драме с рефлексией на эту тему (первым была "Чайка. Французская версия" по пьесе Олега Богаева).

"Нам захотелось уйти от проекций, телевизоров, гарнитур. Когда Тарас [Михалевский, художник по свету] посмотрел первую репетицию, он говорит: "Я сделаю на сцене рампу театральную, больше ничего не надо". Мы пошли таким путем – стали вспоминать с большим уважением старый театр, он незаслуженно забыт, забыто вообще всё – и плохое, и хорошее. Хотелось поработать живым театром, когда ничего не отвлекает", – пояснил режиссер, общаясь с журналистами.

По той же причине концентрации театра на самом себе в спектакле огромное количество внутрицехового юмора. Тот же Щукин, который грезит возвращением на сцену, когда слышит слова "роль" или "репетиция", над ним словно начинает петь хор ангелов. Он настолько тоскует по сцене, что со рвением готов отправиться отбывать наказание на Соловки только потому, что там открыли новый театр.

"Как ни странно, казалось бы, [эта постановка] простая такая вещь, но она требует от тебя огромных затрат, – поделился Андрей Кылосов. – Но так происходит в любой комедии, чем больше драмы, тем лучше – на драме строится вся внутренняя жизнь персонажа, все мотивации, которые приводят к комическим ситуациям, чем ярче жанр, тем глубже должно быть проживание".

Нужно отметить, что распределение ролей в спектакле выполнено с максимальной точностью, давно знакомые актеры раскрываются с новых сторон. Труппа с удовольствием включается в предложенную режиссером игру, а кураж артистов правильно заряжает зал.

Насмотренный зритель заметит по ходу действия много пасхалок из знаменитых фильмов – там есть цитаты из "Крестного отца", "Основного инстинкта", "Двенадцати стульев". Есть сцены, которые имитируют немое кино, использованы опереточные приемы. Последнее не случайно. "Вредный элемент" изначально создавался как водевиль. Однако Александр Агеев не стремился зафиксироваться в границах этого жанра. Музыка в спектакле присутствует, скорее, для того, чтобы усилить гротесковость происходящего, комический эффект.

Мелодии подобраны самые разношерстные – от бессовестных набивших оскомину эстрадных шлягеров до Вертинского и цитат из Пуччини (нельзя не отметить удивительный голос Евгения Бушуева, красота которого тоже в конце концов укладывается на алтарь комедийного замысла). Получившийся музыкальный винегрет, по признанию режиссера, собирали с миру по нитке всей труппой – началось с того, что кто-то вдруг решил прочитать речитативом текст любимой песни, после чего решили не останавливаться на достигнутом.

Ваня Чубчик (Евгений Бушуев, на скамейке) исполняет арию Каварадоссии из оперы "Тоска"

Кстати, можно не сомневаться, 50% зрителей покинут зал, напевая "Обстановка по кайфу" – эта песня Олега Кензова внезапно стала центральной в саундтреке "Вредного элемента", хотя поначалу с этим довольно трудно смириться. Привязчивая композиция очень рифмуется с настроением спектакля, его именно в таком модусе сочиняли и именно с таким пафосом играют, общаясь с журналистами режиссер прямо указал на это: "Для меня вся эта постановка – по кайфу".

И наконец, третий план – идейный. Пьеса Шкваркина – обличительная. Авторы же спектакля, вопреки воле драматурга, не собираются указывать зрителю, кто конкретно из персонажей – вредный элемент. Им интереснее поговорить о другом – о времени, в том числе сегодняшнем, и о том, насколько беззащитен человек перед лицом больших исторических событий.

"Чем столетье интересней для историка, тем для современника печальней", – так мысль, которая легла в основу спектакля, звучит в стихотворении Николая Глазкова. Не дай бог жить в эпоху перемен, соглашается с поэтом Александр Агеев, проводя параллель между реформой периода НЭП, российскими 90 годами прошлого века и современностью. Сегодня ведь так же принято ругать Европу, как это делают запертые в камеру прохиндеи из казино, стремясь заслужить помилование. Так что, если опустить некоторые яркие детали, не останется даже намека на то, что речь идет о событиях столетней давности.

Писатель Травлин (Степан Поздеев) пытается освоить ремесло пролетарского романа

Герои пьесы – обитатели типичной советской коммунальной квартиры, люди на обочине, так и не вписавшиеся в новую реальность. Художник Кирилл Пискунов находит простое и изящное решение, чтобы передать атмосферу этой унылой заброшенности, жизни как бы в щели, за плинтусом. На сцене – вращающиеся кубы: по три грани – глухие, остальные обозначены каркасом. В первом акте эти кубы обращены к зрителю "пустыми" гранями – это комнаты, которые за счет отсутствия фронтальных стен одновременно похожи и на жилые помещения, и на прозрачные аквариумы, удобные для того, чтобы подсматривать за обитателями.

Важная деталь – сквозные двери, это вообще характерная черта столичной коммуналки. Личного пространства не существует, в любой момент кто-то может войти, защититься от этого невозможно. Как нельзя защититься и от происходящего во внешнем мире.

Во втором акте те же самые кубы превращаются в глухие стены дома коммерсанта новой формации Наважина

Финал авторы спектакля оставляют открытым. Действие обрывается программной репликой из другой пьесы Шкваркина "Чужой ребенок": "Жизнь многообразна, огромна… И мы, артисты, художники, первые должны находить в ней и показывать другим прекрасное. Отдадим же внукам нашу заботу, любовь, наши лучшие грустные и радостные песни!" Что бы ни происходило в жизни, важно не терять надежды и бодрости духа, – поясняет режиссер. "Вредный элемент" в Театре драмы нам в помощь.

Елена МЕЗЕНОВА